Робер Амбелен

Дата: 11.06.2008; Последнее изменение: 13.06.2010; Источник

Жанна д'Арк, какой предстаёт она со страниц учебников (причем не суть важно, французских, русских или бразильских — они, увы, повсюду одинаковы), родилась между 1831 и 1843 годами под пером Жюля Мишле, занимавшего тогда пост директора Национального архива.

На страницах своей шеститомной «Истории Франции» он нарисовал образ, представлявшийся ему, демократу, романтику и патриоту, идеальным. Именно этот чёрно-белый идеал (а вовсе не реальная Дева Франции!) решением Римской курии был впоследствии, 9 мая 1920 года, причислен к лику святых. Но как всё происходило в действительности?

Сотворение мифа

Сперва официальная версия. Когда поражение французов в ходе Столетней войны казалось уже неизбежным, явилась Жанна, вознамерившись изгнать англичан. «Дочь народа» увлекла французов за собой.

Она родилась в деревушке Домреми, неподалёку от границы Лотарингии и Шампани. Местные жители поддерживали в ту пору арманьяков (одну из двух сложившихся в царствование Карла Безумного феодальных группировок; возглавлял ее граф д'Арманьяк), которые боролись с бургундской партией — бургиньонами, державшими в Столетней войне сторону англичан. Пользуясь смутой, на эти края постоянно совершали грабительские набеги немцы, отчего Жанне нередко приходилось видеть окровавленными своих братьев и односельчан.

Жанна, дочь пахаря Жака д'Арка и супруги его Изабеллы д'Арк (в девичестве де Вутон), за оливковый цвет лица получившей прозвище Роме, то есть Римлянка, была рослой, сильной . и выносливой девушкой, отличавшейся набожностью, трудолюбием и простодушием. С детских лет она видела вокруг бедствия народные и, как говорила потом, её «змеёю жалила в сердце скорбь о несчастьях милой Франции». В тринадцать лет она услыхала «голоса», повелевшие ей спасти отечество.

Поначалу эти видения испугали её, ибо подобное назначение, казалось, намного превосходило её силы. Однако постепенно она сжилась с этой мыслью. Жанне не исполнилось и восемнадцати, когда она покинула родные места, чтобы принять участие в борьбе за освобождение родины. С превеликим трудом добралась она до Шенона, замка на Луаре, где пребывал в то время наследник престола — дофин Карл. Как раз перед тем в войсках распространился слух о пророчестве, согласно которому Бог пошлет Франции деву-спасительницу. И потому придворные посчитали, что глубокая вера девушки в победу способна поднять боевой дух войск.

Когда специальная дамская комиссия засвидетельствовала непорочность Жанны (выяснив попутно, что она является гермафродитом (vmunt: скорее всего, исключительно популистская догадка автора) (как было изящно сформулировано, «...не способна к нормальным сношениям» — но это обстоятельство, впрочем, в расхожей легенде по вполне понятным причинам не фигурирует), её командованию был вверен отряд рыцарей, влившийся в семитысячную армию, собранную для помощи осаждённому Орлеану. Опытнейшие военачальники признали её главенство. На всём пути простой люд восторженно встречал свою Деву. Ремесленники выковали Жанне доспехи и сшили походную форму.

Воодушевлённые Девой орлеанцы вышли из стен города и штурмом взяли английские укрепления. В результате чего через девять дней по её прибытии в город осада была снята. Ознаменованный этим событием 1429 год оказался переломным в ходе войны, Жанну же с тех пор начали называть Орлеанской девой. Однако пока дофин не был коронован, он не считался законным сувереном. Жанна убедила Карла предпринять поход на Реймс, где издавна короновались французские монархи. Трехсоткилометровый марш армия победоносно проделала за две недели, и наследник престола был торжественно венчан на царство в Реймском соборе, став отныне Карлом VII.

Война тем временем продолжалась. Однажды под Компьеном отряд Жанны был окружен бургундцами. Они захватили Орлеанскую деву в плен и за 10 000 ливров передали своим союзникам-англичанам. Те, дабы оправдать собственные поражения, обвинили Жанну в связях с дьяволом. Трибунал из учёных-богословов обманом выманил у неё подпись под ложным признанием, вследствие чего героиню объявили ведьмой, и 31 мая 1431 года (или, согласно английским летописцам, в феврале 1432 года) она была сожжена на костре в Руане.

Такое изложение фактов, вполне достойное романтического повествования в стиле Вальтера Скопа, Александра Дюма-отца или Теофиля Готье, прекрасно объясняет, почему французский историк, философ и социолог искусства Ипполит Тэн считал Мишле не столько учёным, сколько одним из величайших поэтов современности, а его труд называл «лирической эпопеей Франции».

Но как бы то ни было, на этом кончается легенда, параграф в учебнике и начинаются...

Бесчисленные вопросы

Приведу лишь несколько примеров, хотя практически всё вышеизложенное, увы, не в ладу ни со многими историческими фактами, ни просто со здравым смыслом.

Начнём с происхождения. Уже сами имена так называемых «родителей» Орлеанской девы свидетельствуют о принадлежности их к дворянскому, а вовсе не к крестьянскому сословию (правда, как указывают документы, д'Арки были временно лишены прав состояния, что, впрочем, не лишало их привилегии носить родовой герб). Так что с «дочерью пахаря» следует категорически распроститься. К тому же никто из современников вообще не называл её Жанной д'Арк. Сама она на судебном процессе заявила, что фамилии своей не знает: «Зовут меня Жанна Девственница, а в детстве звали Жаннеттой». Во всех документах той эпохи она именуется исключительно Дамой Жанной, Жанной Девственницей, Девой Франции или Орлеанской девой, причём это последнее имя, заметьте, появляется до освобождения Орлеана. Наконец, дарованный Жанне дофином герб не имеет ни малейшего отношения к гербу д'Арков, указывая на совсем иное, куда более высокое происхождение...

Теперь о внешности. До наших дней не сохранилось ни одного подлинного изображения Жанны. Единственный известный прижизненный портрет — рисунок пером, сделанный секретарем парижского парламента на полях своего регистра 10 мая 1429 года, когда в Париже узнали о снятии осады с Орлеана. Однако этот рисунок не имеет ничего общего с оригиналом. На нём изображена женщина с длинными локонами, облачённая в платье со сборчатой юбкой; она держит знамя и вооружена мечом. Меч и знамя у Жанны действительно были. Однако она неизменно носила мужской костюм, а волосы её ввиду необходимости носить шлем были коротко подстрижены.

Многие современники называли Жанну красавицей и были в неё безнадёжно влюблены. Женщина, участвовавшая в сражениях и рыцарских турнирах, действительно должна была отличаться силой и выносливостью. Однако рослой Дева не была — в одном из французских музеев хранятся её доспехи, свидетельствующие, что обладательница их... чуть-чуть не дотягивала до полутора метров.

Поговорим о простодушии и трудолюбии. Как явствует из протоколов, в ходе процесса, подвергшего её осуждению, «дочь народа» с высокомерным презрением отвергла утверждение, будто она пасла скот или работала по хозяйству. А на оправдательном процессе Ален Шартье, секретарь двух королей — Карла VI и Карла VII, заявил:

«Создавалось впечатление, что эта девушка воспитана была не в полях, а в школах, в тесном общении с науками». А в Шеноне она изумила дофина и его кузена, юного герцога Алансонского, непревзойдённым мастерством верховой езды, совершенным владением оружием и блестящим знанием игр, распространённых тогда среди знати (кентен, игра в кольца и т.д.).

Кстати, о пути в Шенон. Начнём с того, что в январе 1429 года, незадолго до отъезда туда Жанны, в селение Домреми, где она жила в семье д'Арков, прибыл королевский гонец Жан Колле де Вьенн в сопровождении шотландского лучника Ричарда. По его распоряжению был сформирован эскорт из рыцарей Жана де Новелонпон и Бертрана де Пуланжи, их оруженосцев и нескольких слуг. По дороге отряд заехал в Нанси, где Жанна долго совещалась о чём-то с герцогами Карлом Лотарингским и Рене Анжуйским, а также «в присутствии знати и народа Лотарингии» приняла участие в рыцарском турнире с копьём.

Если учесть, что турниры были исключительной привилегией знати, что вокруг ристалища выставлялись щиты с гербами участников, то представляется совершенно невероятным, будто Карл Лотарингский и прочие сеньоры примирились бы с тем, что на чистокровного боевого коня взгромоздилась крестьянка, причём вооруженная копьём, пользоваться которым имели право исключительно посвящённые рыцари. И ещё вопрос: откуда у неё взялись доспехи? Подобрать на её рост чужие было бы весьма и весьма затруднительно... Наконец, под каким гербом она выступала? Лишённых (пусть даже временно) дворянских прав д'Арков? Вот уж кому это было, как говорится, не по чину!

Наконец, по прибытии в Шенон Жанну незамедлительно приняли обе королевы — Иоланда Анжуйская, тёща дофина Карла, и её дочь, Мария Анжуйская, жена Карла. Как видите, Деву доставили в Шенон с почётом, и ни о каком преодолении препон говорить не приходится. А ведь по логике вещей Жанна, будучи ясновидящей смиренной крестьянкой, не должна была бы проникнуть в замок дальше привратницкой. Конечно, о её появлении доложили бы дежурному офицеру, тот — губернатору, последний, может быть, — дофину... Но чем бы всё это кончилось? Ясновидящие в те времена бродили по французским дорогам в превеликом множестве.

И последнее. Да, «ремесленники выковали Жанне доспехи» (а кто же ещё мог это сделать?), но заплатил-то за них король, причём целых сто турнейских ливров — сумму по тем временам огромную; доспехи герцога Апансонского, двоюродного брата дофина, например, стоили только восемьдесят. И вообще, в средствах Дева не стеснялась: «Когда моя шкатулка пустеет, король пополняет её», - говаривала она. И самый поразительный факт: Жанна потребовала меч, некогда принадлежавший не кому-нибудь, а легенде Франции, знаменитому военачальнику Бертрану дю Геклену, коннетаблю Карла V; потребовала его — и получила. И ещё одна деталь: перстнем дю Геклена она уже обладала, явившись в Шенон. Как попал он в руки крестьянки?

Вопросы эти можно множить бесконечно — всё новые и новые возникают буквально на каждом шагу. И так будет до тех пор, пока место легенды не займет...

Историческая правда

С перерывами тянувшаяся с 1337 по 1453 год Столетняя война была делом семейным — право на французский престол оспаривали ближайшие родственники (недаром в истории Англии этот период именуется временем французских королей). Для нашей героини это имеет решающее значение: в любой другой ситуации её собственная история оказалась бы совершенно иной.

Августейшая супруга французского венценосца Карла VI Безумного Изабелла Баварская отличалась темпераментом столь пылким, что из двенадцати её детей лишь первые четверо, судя по всему, были обязаны появлением на свет мужу. Отцами других являлись младший брат короля герцог Людовик Орлеанский, а также некий шевалье Луи де Буа-Бурдон. Последним ребёнком королевы Изабо и стала появившаяся на свет 10 ноября 1407 года Жанна — внебрачная дочь, отданная на воспитание в семью обедневших дворян д'Арков.

Однако родившаяся в браке или в прелюбодеянии, она оставалась принцессой крови — дочерью королевы и брата короля; это обстоятельство объясняет все странности её дальнейшей истории. И даже прозвище Орлеанская дева свидетельствует не о героическом командовании войсками под Орлеаном (кстати, военачальниками-то были другие, подлинно выдающиеся — граф Дюнуа, сводный брат Жанны, а также безнадёжно влюбленный в неё Жиль де Рэ, вошедший в историю под именем Синей Бороды), а о принадлежности к Орлеанскому дому династии Валуа.

Уже на следующий день после официального представления при шенонском дворе Жанна беседовала с дофином Карлом, причём — и это отмечают все свидетели — сидела рядом с ним, что могла себе позволить лишь принцесса крови. При появлении герцога Алансонского она бесцеремонно поинтересовалась:

— А это кто такой?

— Мой кузен Алансон.

— Добро пожаловать! — благожелательно проговорила Жанна. — Чем больше будет нас, в ком течёт кровь Франции, тем лучше...

Признание, согласитесь, совершенно прямое. Кстати, в сражениях Жанна пользовалась не только мечом великого коннетабля, но и специально для неё выкованным боевым топором, на котором была выгравирована первая буква её имени — J, увенчанная короной. Свидетельство, прямо скажем, красноречивое. Присвоить себе не принадлежащий по праву геральдический атрибут да ещё такого ранга было в XV веке попросту немыслимо.

Через несколько дней после того, как 8 сентября 1429 года Жанна была ранена в окрестностях Парижа, она передала это свое оружие в дар аббатству Сен-Дени в качестве приношения по обету. По сей день там сохранилась напоминающая надгробие каменная плита, на которой изображена Жанна в доспехах — в левой руке она сжимает боевой топор с чётко различимой J под короной. В том, что изображена именно Орлеанская дева, сомневаться не приходится, ибо надпись на плите гласит: «Таково было снаряжение Жанны, переданное ею в дар св. Дени».

Больше того, историкам всё это давным-давно известно. В том числе — что Жанна вовсе не была сожжена на костре: ведь королевская кровь священна (счёт казненным августейшим особам открыли впоследствии несчастные английские Стюарты — сперва Мария, а потом Карл I); монарха или принца крови можно низложить, пленить, заточить, убить, наконец, — но никоим образом не казнить.

До февраля 1432 года Орлеанская дева пребывала в почётном плену в замке Буврей в Руане, потом была освобождена, 7 ноября 1436 года вышла замуж за Робера дез Армуаза и в 1436 году вновь возникла из небытия в Париже, где была и узнана былыми сподвижниками и обласкана Карлом VII (нежно обняв её, король воскликнул: «Девственница, душенька, добро пожаловать вновь, во имя Господа...»). Так что легенда об её аресте как самозванки создана трудами приверженцев мифа. Скончалась Жанна д'Арк (теперь уже дама дез Армуаз) летом 1449 года. Знают об этом все — кроме тех, кто не хочет знать.

Но почему?

Чтобы разобраться в этом, необходимо понять историческую роль Орлеанской девы. Она не была военачальницей — о полководческих её дарованиях военные историки отзываются весьма скептически. Да этого и не требовалось: стратегией и тактикой с успехом занимались Бастард Дюнуа или Жиль де Рэ. А задачей Жанны являлось утверждение прав дофина на французский престол.

За два года до кончины, в 1420 году, Карл VI, зная, что дофин Карл не его сын, назвал преемником двоюродного внука — юного английского короля Генриха VI. Несогласные с его решением французы полагали, что по закону право на трон должно отойти к племяннику короля Карлу Орлеанскому, однако тот томился в английском плену, где ему суждено было провести ещё восемнадцать лет.

Следовательно, мало-мальски подходящим кандидатом на престол оставался дофин Карл; но чьим он был сыном — Людовика Орлеанского или безродного дворянчика де Буа-Бурдона? В первом случае его легитимность ещё можно было признать, во втором — никоим образом. Вот тут-то и должна была, по замыслу авторов тщательно разработанной интриги, выступить на сцену Жанна — несомненная принцесса крови; явиться и подтвердить, что дофин является её родным, а не сводным братом, а затем добиться его коронации. С этой ролью она справилась блистательно.

Англичанам оставалось одно — опорочить Жанну, сделав недействительным её свидетельство, что и было осуществлено на Руанском процессе. Естественным ответным ходом явилось оправдание Жанны на контрпроцессе, проведённом в 1451 году: при жизни дамы дез Армуаз сделать этого было нельзя, поскольку над спасённой Девой всё-таки тяготел приговор инквизиции, да и оглашать подробности фальсификации казни было ни в коем случае нельзя. Поскольку близкий финал войны был уже очевиден, отказавшиеся от претензий на французский престол англичане согласились с оправданием Жанны. Следующим шагом явилось состоявшееся четыре с лишним века спустя причисление Орлеанской девы к лику святых — французской монархии уже не существовало, но общественному сознанию требовалось, чтобы легитимность более чем сомнительного Карла VII была засвидетельствована высшим из авторитетов... И в этом смысле Жанна д'Арк воистину выиграла Столетнюю войну и спасла Францию.

Так почему же легенда торжествует по сей день? Очень просто: ведь природа мифа в том и состоит, что он черпает силы в себе самом, не нуждаясь в обосновании и не страшась никаких доказательств, никаких фактов, сколь бы ни были они весомы.

Слишком многим невыгодно его развенчание. Католической церкви — ибо она замешана в обоих процессах, обвинительном и оправдательном, а также в канонизации принцессы сомнительного происхождения. Демократам — ибо на место дочери пахаря, плоти от плоти народной, встаёт в свете истины принцесса крови, зачатая во грехе. Наконец, среднему французу — за многие поколения он уже так сжился с легендой, что разрушение её становится процессом весьма болезненным. Зато использование мифа в целях сегодняшних чрезвычайно удобно.

Помните, например, малоприметную деталь о немцах, грабивших окрестности Домреми? Она делается совершенно понятной, если вспомнить, что впервые зафиксирована уже не у Мишле, а позже — в «Полном курсе истории Франции» Дезире Бланше и Жюля Пинара, написанном вскоре после поражения во Франко-прусской войне. И как активно этот мотив использовался участниками Сопротивления во время Второй мировой...

Ещё многие поколения будут как захватывающими детективами зачитываться посвящёнными жизни Жанны д'Арк блистательными историческими книгами Робера Амбелена, Этьена Вейль-Рейналя, Жана Гримо, Жерара Песма и тех, ныне неведомых, кто продолжит их изыскания. И тем не менее по страницам учебников по-прежнему будет торжественно шествовать непобедимый миф.

Робер АМБЕЛЕН