|
Между человеком и волком
Ясон Бадридзе — культовая фигура среди ученых-этологов. Несколько лет он прожил в стае волков и передал обоим видам важные знания друг о друге. Людям он рассказал о культуре зверей. Волков научил избегать человека и домашний скот. Его рассказы похожи на сказку, потому что Ясон спускается в те пласты сознания, в которых были созданы древние мифы и в которых люди и звери ещё умели слышать друг друга 
Ясон — умный, простой и обаятельный человек. Выглядит он гораздо моложе своих шестидесяти, видно, что полжизни провел в лесу. Общение с ним вызывает странное чувство: вроде просто сидим и говорим, а ощущение, будто выехал на природу. Она словно глядит сквозь него. Уже полтора года знаменитый учёный сидит в маленькой квартирке в Тбилиси. По утрам джипует по окрестным горам, наблюдая за собачьими стаями. Больше заняться ему нечем, поскольку научная база в России, а визу не дают. От безделья Ясон взялся писать воспоминания.
Вы два года прожили в волчьей стае? Да, я изначально был экспериментатором, изучал физиологию поведения. Но вскоре осознал, что мы изучаем механизмы того, смысла чего не знаем. Жизнь зверя в природе была почти неизвестна, публикаций о волке тогда почти не было. Я попробовал заняться групповым поведением собак, но скоро понял, что они потеряли многие поведенческие черты. И тогда я решил пожить с волками. Поехал туда же, в Боржомское ущелье, нашел одну семью. Меня интересовало, как формируется поведение, как они обучают волчат охоте… Погодите. Как вы с ними познакомились, вошли в доверие? Что? Неофобия: они боятся всего нового. А с другой стороны, им очень хочется его исследовать — на таком конфликте всё время и живут. Волки сперва обходили эти куски издалека. Интересно было наблюдать, как расстояние постепенно сокращается, и в конце концов они начали рвать эти куски. Я тогда стал выкладывать туда кусочки мяса. Когда они начали его подъедать, это значило, что они к моему запаху привыкли. На всё это ушло около четырёх месяцев. 
Всё время в лесу? Как? Да нормально: бурка, рюкзак, котелки. Палатку я не брал. Если нужно было костер разжечь, уходил за речку. В горах ток воздуха по ручью идёт, так что дым их не беспокоил. К этому моменту я знал уже все их тропы, знал, где дневное лежбище, но к ним не выходил, чтобы не напугать. А потом решил встретиться. Почему без оружия? От оружия человек наглым делается. Он идёт на риск, на осложнение ситуации, зная, что у него за спиной ружьё. В общем, он стоял, смотрел, смотрел, потом рявкнул, развернулся — и на тропу. И спокойно ушли. А я языком ворочать не могу, как будто язык отсидел. Пронесло, реально пронесло. Но уже стало ясно, что с ними этот номер пройдёт. Он испробовал меня — как я отреагирую. Увидел, что нападать я не буду и убегать тоже не собираюсь. И вот после этого я стал с ними ходить. Куда они, туда и я бегал за ними. Я был в хорошей форме благодаря моему отцу: он был основателем местной школы каскадёров, и я с детства акробатикой занимался, умел владеть телом — как прыгать, куда падать. Но всё равно, конечно, было трудно угнаться. Где останавливаемся, там и я остаюсь спать. 
А что это была за стая? Замечательная семья, лучшая из всех. Старшим там был Этот переярок, Гурам, он и меня подкармливал, когда я там болел. Ногу я себе сильно повредил, лежал, не мог их сопровождать на охоту. Они возвращались, Гурам подойдёт, в глаза посмотрит и — оп! — в полуметре от меня мясо отрыгнёт. Гурам — так звали моего ближайшего друга, мы вместе альпинизмом занимались, он погиб, и в честь него я этого переярка и назвал. Реально был похож, такой высокий, светлый, намного светлее остальных. И характер очень хороший. Между молодыми довольно часто бывают драки. И в них этот Гурам всегда побеждал, но сам их никогда не провоцировал. И все они вас приняли одинаково? Взрослые приняли после той встречи, переярки понаблюдали за родителями, поняли, что я не опасен. А потом щенки родились, они вообще не знали, что меня там быть не должно. Дело ещё в том, что волки эти меня намного раньше изучили, чем я их. Когда я их ещё только тропил, они меня уже физиономически знали. И поняли, что моё присутствие обеспечивает им спокойную жизнь. Там браконьерство жуткое было, постоянно капканы ставили, гонялись за ними: за волка пятьдесят рублей давали. А я с егерями договорился под угрозой мордобоя: пока я здесь, волков не трогать. 
И как они живут, чем занимаются? Порядочное количество времени они отдыхают. Волки должны минимизировать затраты энергии. На днёвках, где вся семья собирается, они в основном лежат, переглядываются, матёрые кобель и сука могут облизывать друг друга. Никакой игры у взрослых. А молодые очень много играют. Игра, отдых и охота — больше они ничем не занимаются. Если хорошую добычу завалили — нажрутся, накормят щенков или суку, которая после родов не охотится, остатки закопают, кладовые сделают и могут сутками валяться. А какие у них были отношения? Очень хорошие. Переярки потрясающе заботятся о щенках. К старику тоже все подходили, вылизывали, блошили. Единственно, они постоянно определяют свой статус. Молодые часто дерутся, сначала до крови доходит, а потом, года в полтора, они обучаются ритуализировать агрессию. У взрослых состояние агрессии тоже есть, но оно ритуализируется. Я могу клыки показать, схватить, но царапины не останется. Это очень важно. Как они охотятся? Ну, например, старик вскакивает, садится и начинает подзывать других. Они трутся носами. Матёрый разворачивается, уходит метров на пятьдесят, прислушивается, возвращается, опять 
А как они договариваются, кто где будет? Вот именно. Есть коммуникация звуковая, запаховая, визуальная. Но есть ещё А ваше сознание не мешало вам? Сначала мешало, пока я думал, что делать. А потом нет, абсолютно. Уже через несколько месяцев. А месяцев через восемь я мог точно описать, что делает волк у меня за спиной. Потому что И часто им удаётся этого оленя поймать? Хорошо, если каждая четвёртая охота удачная. 
Научная база осталась в России, в Грузии ученому остаётся преподавать Нечасто. А надолго его хватает? На несколько дней. Я говорил, они делают кладовые. Но оказалось, что волки про них тут же забывают. Но зачем тогда делать, да? Я эксперименты ставил. Оказалось, что функция этих кладовых — не себя прокормить, а создать максимально стабильную кормовую базу для щенков. Потому что вероятность случайного нахождения своих или чужих кладовых настолько велика, что запоминать не нужно. И это правильно, что они не помнят, а то бы сами съели, а надо оставить щенкам. Если волчата недоедают, они вырастают психически больными, возбудимыми, и у них агрессия не ритуализируется, а всегда остаётся реальной. Когда волчица на сносях, семья начинает интенсивно закапывать добычу. Закопают и забудут. Это невероятно адаптивная неспособность запомнить. Абсурдно звучит «адаптивная неспособность», но это именно так. Вы хотели понять, как они обучают волчат охоте? Да, все крупные хищники учат детей охотиться. От рождения они этого не умеют. Волчонок может в игре убить крысу и тут же потеряет к ней всякий интерес, даже может рядом с этой крысой умереть с голоду. Если необученный волк попадёт в стадо овец, он просто будет в панике. Он понятия не имеет, что это — пища. Там, где мы с ними жили, в николаевские времена было императорское охотничье хозяйство. И в то время у волков был описан один необычный приём охоты. Вообще в норме они стараются оленя пустить под уклон, а он пытается уйти наверх. У оленей это инстинктивная реакция: наверху им легче спастись, а пойти под уклон — стопроцентная смерть. А тут волки специально его загоняли на подъём. Почему? А потому, что этот подъём кончался пропастью. Олень туда срывался, а они спокойно обходили эту гору и там его добывали. Тот же самый приём на этом же конкретном месте был и при мне. Передаётся из поколения в поколение. 
Так, может, им тогда и не надо договариваться? Абсолютно стандартных ситуаций ведь не бывает. Меня всегда это интересовало: способны звери к мышлению или нет. Я ставил эксперименты на применение старого опыта в новых условиях. В разных экспериментах всё выглядит А как они учат волчат? Сначала приносят куски мяса, потом куски мяса со шкурой — приучают щенков к запаху добычи. В четыре месяца взрослые начинают подзывать волчат к добыче. Добудут оленя и воем подзывают, показывают, как он выглядит. Потом учат брать след и тропить. Но если молодые догонят оленя, они убегают: до девяти месяцев они перед ним испытывают непреодолимый страх. Потом начинают ходить на охоту со взрослыми. Сначала просто рядом бегают, дальше начинают загонять, потом прикусывать — к полутора годам осваивают основные приёмы. Они у каждого свои и зависят от силы, характера. И роли складываются: один гонит, другой направляет, третий в засаде… А эта семья Переярка одного выгнали. Очень тяжелый у него характер был, всё время конфликты 
И куда он пошел? Ну, вышел за пределы территории. У волков территории не соприкасаются, система не замкнутая. Граница от границы Куда? Как повёзет. Если зайдёшь на чужую территорию, убьют. Но бывает, что можно присоединиться к другим, если у них группа малочисленна и им не хватает социальных контактов. Или к человеку выйдут, начнут овец резать. Переярка выгнали — это одна перемена, и ещё старик умер. Это как раз было время, когда волчата из логова выходят. А логово всегда устраивается Матёрый только через месяц занял его место. В течение месяца ни в какую туда не поднимался. Как будто А говорят, что волки съедают больных, старых? Да это всё сказки. От драк молодые часто погибают: поранят — кровотечение или инфекция. Но целенаправленно никогда не убивают. И про каннибализм — это блеф. Конечно, можно довести. При блокаде и поволжской голодовке тоже и дети родителей ели, и родители детей ели. На самом деле у них фантастически развита взаимопомощь. Они ведь и мне жизнь спасли. Мы с охоты возвращались, а охота страшно неудачная была. Целый день, и уже к вечеру, Тогда я в первый раз задумался по поводу альтруизма: что это такое? Значит, всё, чем принято у нас гордиться, не мы придумали, это всё оттуда. Реализация биологической потребности. Что будет — зверь об этом не думает. Хотя, например, волчат они от человека не защищают, понимают, что лучше остаться производителю, чем всем погибнуть. И это — приобретённое, культура, потому что от любого другого зверя волчат защищают. На луну ваши волки выли? Они воют не на луну, просто полнолуние вызывает прилив эмоций. А зачем они вообще воют? Общаются с другими группами, это социальный контакт, «прикосновение». Кроме того, это информация о расстоянии до других зверей, о статусе, об эмоциональном состоянии. У каждого есть своя партия, и, судя по всему, они строго функциональны. Откуда они знают, как выть? Вообще у них есть две категории звуков. Врождённые, на которые реакция у других тоже врождённая. Например, звук опасности — это такой фыркающий лай. Щенки его слышат и разбегаются, хотя их никто не учил. И есть приобретённые звуки, которым научили. Притом есть диалекты: допустим, кахетинский волк вряд ли поймет волка из Западной Грузии. Я был в Канаде по приглашению Джона Тебержа, пришли в национальный парк. Я начал вабить (призывно выть. — «РР»), развернулся И что значат все эти завитушки? Что они друг другу говорят? Если бы я знал, я бы составил словарь. Эти вопросы меня тоже страшно интересуют. Жаль вот, визу не дают, нет возможности заниматься. Разная информация передаётся. Я, например, нашёл, что родители, когда волчат подзывают к добыче на большом расстоянии, воем объясняют, как идти. Есть вой для собирания стаи, когда группа разбредается и волк скучает. Этот звук легко отличить: он такую тоску наводит, душу выворачивает. Честно говоря, много всяких взглядов на эту тему, но пока понятного мало. Есть такой Сан Саныч Никольский в Москве, он лучше всё это знает, его спросите. И два года вы с ними сидели безвылазно? Нет, когда месяца три просидишь в лесу, душа человеческого общения требует. Иногда я возвращался в Тбилиси на несколько дней, дольше нельзя было, чтобы не отвыкли. Вы сказали, у вас уже дети были? Да, были маленькие дети. Дети в квартире с волками выросли, это был целый тарарам. Вообще я был такой белой вороной, потому что все нормальные зоологи занимались животными, которых можно есть. «Как заниматься зверем, которого есть нельзя? Занялся бы оленем!» Они были уверены, что я на своих волках деньги А с волчьей семьёй чем дело кончилось? Там же нельзя было навечно поселиться, И потом вы стали выращивать своих волков? Да, по ходу дела мне пришла в голову идея реинтродукции. Первоначально для спасения моих зверей, с которыми я экспериментировал. Потому что отработал — надо в зоопарк отдать. Но столько зверей раздать невозможно — значит, надо выпускать Плохо, если дырка в соске слишком большая. У новорождённых мозг не до конца сформирован, они не чувствуют ни голода, ни насыщения, для них важно само сосание. Молоко льется, животики раздуты, а они всё равно сосут. Желудок растягивается, и, когда они взрослеют, им нужно больше пищи, не могут наесться. Они своим поведением абсолютно дестабилизируют обстановку в группе. Агрессия у них не ритуализируется, отношения они строить не могут… Ну как я мог всё это себе представить? Это я потом уже всё понял. Получается, живое существо ужасно тонко притёрто к среде: шаг в сторону — и всё, сломалось… Безусловно. Это первым сказал ещё Леонардо да Винчи — что организм не существует сам по себе, он живёт в среде, и все наши исследования должны быть построены на понимании их общности, иначе это будет артефакт. Поэтому так важен для меня был полевой опыт. Конечно, эти пределы особенно узкие у новорождённых, надо было И как вы их учили? Главное — чтобы у них сформировались навыки ориентации в пространстве. Они должны знать территорию, на которой будут жить, водопои копытных, тропы основные. Без этого они не смогут охотиться. Дальше надо научить брать след. Допустим, идём, наткнулись на след оленя. У волков чёткая реакция: олени очень резко пахнут. Надо их обязательно успокоить. Я сам начинаю след изучать, обнюхивать, подскуливаю, подзываю их. Они обязательно подбегут и сделают то же самое. Родители так и обучают их. Если, допустим, след опасный, мать демонстративно обнюхивает, щенки подбегают, тоже обнюхают, и тогда она издает сигнал тревоги, тот самый фыркающий лай, на который у щенков врождённая реакция. И всё — они врассыпную, к этому следу в жизни не подойдут. Лаять я так научился. А их звуки одобрения я изобразить не могу — значит, просто за ухом почешу. Сперва мясо им давал полупереваренное: покупал желудочный сок в аптеках. Потом сырое мясо, потом со шкурой — ногу принёс, бросил. А дальше стал приносить подстреленных косуль: я стрелял в них шприцем со снотворным. Когда она начинает выходить из наркоза, я выпускаю волков. Но вы же не могли заменить стаю волков, учить загонять, нападать? Главное было их мотивировать, показать свой интерес, я же был для них вожаком, доминантом. А они сами всё делали. Одной успешной охоты достаточно, потом всё оттачивается идеально. Главное — чтобы они знали вид, на который охотиться надо. Параллельно они учатся думать, примерно с пяти месяцев. Они же всё время играют в догонялки — и учатся экстраполировать движение жертвы, короче говоря, срезать путь преследования. Это именно мышление. У меня было две группы волчат. Одну я вырастил в обычном вольере, а другую — в вольере с обогащенной средой: со множеством валунов, завалами из деревьев, специальными ширмами, за которыми можно спрятаться. И в семь месяцев волчата из обогащенного вольера могли решать экстраполяционные задачи на специальной установке, а волчата из обычного — нет. Потом в годовалом возрасте я поменял их местами, но волчата из обычного вольера уже не могли научиться нормально думать: способность угасла. А те волки эти задачи как семечки щёлкали. Это напоминает один классический опыт по детской психологии… Да, конечно, сущностно мы мало отличаемся, жизненные задачи одинаковые. Всю жизнь учимся жить… Потом я обе эти группы выпустил на том же Триалецком хребте и попытался научить их охотиться. Понятно, что со зверями из обычного вольера не получилось. Пока косули и олени их не боялись, ещё Я слышал, вы научили волков не есть овец? Да, главная проблема реинтродукции какая? Трудности с местным населением. Потому что такие звери не боятся людей. Вот много лет выпускают гепардов в Африке. А они от голода приходят в деревни, кур воруют, овец. Люди их убивают. Если местное население против, конец затее. Но я же знаю диких волков: они панически избегают людей. Значит, надо было Мы привлекли местных жителей. Потому что скрыть эту работу невозможно было, а если показать селянину, что волк тебя боится, — это полный восторг. А мне разные люди нужны были: молодые, старые, горбатые, женщины, дети. Волки же привыкли ко мне и никаких людей не боятся. Новый человек появляется — они идут к нему, а я сразу нажимаю кнопку, они получают раздражение током. Раз, два, уже на третий раз, как только увидят человека, убегают моментально. Но сначала они убегали недалеко, а надо было, чтобы на расстояние выстрела. В общем, за сорок дней реакцию удалось идеально отработать. Ну, и такую же реакцию надо было выработать на домашних животных. Пастухи на это охотно соглашались, им было интересно: как это волк барана не съест? Надо было видеть выражение лица этой овцы, от которой волк убегал. На второй раз она уже на него сверху вниз смотрела: козявка! Но реакция эта не вырабатывается сразу на всю скотину, по каждому виду надо было работать отдельно: на овец, коз, коров, лошадей. По ходу дела одна волчица у меня залезла в овчарню, а там и куры были. Она передавила кур, а овец не тронула… В Москве теперь продаются такие ошейники. Да, я сдуру опубликовал статью, всё описал. Ну, вы их всему обучили. И что дальше? Дальше интересно было, что будет у следующих поколений. Я сделал щенкам ошейники металлические, и на каждом надпись: «Если вы мне принесёте этот ошейник, я вам плачу в два раза больше, чем государство». И ни одного мне не принесли. Я потом спрашивал: за десять лет в тех краях не было убито ни одного волка, никто из местных охотников их не видел. Значит, выработалась традиция. И вы их тоже больше не видели? Через девять лет я поехал туда по своим делам, ходил по лесу и увидел знакомый след: там фаланги одной не было. Я понял, что это мои звери. Почти неделю ходил, вабил. И в конце концов они вышли, двое волков. Им уже по 13 лет было, седые, зубы стёрты. Судя по всему, они уже дня два за мной наблюдали, ходили вокруг. Вышли, уставились и так смотрели, смотрели — а потом вдруг начали играть, как щенки. Как они играли, визжали! Таким счастливым я никогда не был. |
||
